Ну правда. Нельзя просто так взять и начать рассказывать о кочевых скотоводах. Кому интересны конные варвары, как таковые? Другой вопрос, если «да скифы мы, да азиаты мы с раскосыми и жадными глазами». Сразу возникают вопросы о роли скифов в истории русской государственности. Таковая, конечно же, не наличествовала, но своё место в историческом процессе кочевники сразу находят.
И, кстати, о месте кочевников в историческом процессе. Кочевое скотоводство, как образ жизни, появлялось на планете, можно сказать, два с половиной раза. Неолитическая революция, означавшая переход от собирательства к оседлости и земледелию, среди прочего привела и к появлению скотоводства. Длительно проживание на одном месте в ожидании урожая способствовало развитию технологий строительства заборов. В том числе и загонов, в которых могли содержаться копытные. А значит, параллельно с земледелием возникло и скотоводство. Несколько видов животных подверглось одомашниванию.
Таким образом, скотоводство вторично по отношению к земледелию и развивалось с некоторым отставанием. Причём, не везде. А точнее, только в двух из центров неолитического переворота. В главном — на Ближнем Востоке, и — позже — в китайском. Ни в Америке, ни в тропической Африке, ни, например, на Новой Гвинее (а был момент, когда этот регион оказался в числе передовых) местное население не нашло подходящих для доместикации животных. Соответственно, в этих регионах скотоводство либо не получило развития вообще, либо же появилось поздно и важной частью хозяйства не стало. Чем, собственно, и объясняется отсутствие аналога скифов на Американском континенте.
В Евразии же кочевое скотоводство возникло, можно сказать, централизованно. Развилось из обычного для Ближневосточного центра кочевого земледелия. Некоторые народы Плодородного Полумесяца — в наиболее благоприятных районах по берегам крупных рек — от раннего земледелия перешли к ирригационному и принялись строить цивилизации. Но преобладающим образом жизни в регионе долгое время оставалась частичная оседлость. Племя находило место, где можно было засеять землю, пасти стада и охотиться, однако, уже на следующий сезон подыскивало новую базу. Ведь, почва ничем не удобрялась, истощалась и каждый следующий урожай оказывался хуже предыдущего. Данный образ жизни сохранился до исторического времени и был характерен, например, для древних евреев и для древних же — какими их застали легионы Цезаря — бриттов.
Со временем, приёмы обработки земли совершенствовались и, с одной стороны, необходимость в непрерывных миграциях пропадала. Земледелие становилось основным и достаточным, в принципе, источником ресурсов, скотоводство приобретало роль вспомогательную, и народы оседали. Но с другой стороны, часть полукочевников продвигавшаяся в области для земледелия неблагоприятные — в горы и степи — во всё большей мере полагалась на свои стада, и в конце концов попытки возделывать землю забросила окончательно. История прокрутила спираль и из возникшей в неолите оседлости, через полукочевников, снова возник кочевой образ жизни.
В Евразии условия для кочевого скотоводства обеспечивала колоссальная Великая Степь, тянущаяся от Чёрного моря почти до Тихого океана. То есть, было где развернуться и оттачивать навыки чисто скотоводческого хозяйствования. Последнее требовало повышения мобильности, так что, именно кочевниками было, как теперь известно, изобретено лёгкое колесо со спицами. Это к вопросу об отсталости кочевых народов, не знавших, якобы металлов, не имевших годного оружия, да и вообще слишком диких для великих свершений. Любопытно, что данного мнения о монголах придерживаются, не замечая противоречия, люди говорящие о великой цивилизации Аркаима. «Города» на южном Урале, пусть и не равные мегаполисам, созданным ирригационными культурами, но вполне по своему времени передовые, являлись именно промышленными базами кочевников.
Если говорить о развитии техническом, отсталость кочевников, обычно, сильно преувеличивается. Точно также, как в земледельческих областях, среди моря разбросанных по лесам деревень кое-где попадались города — центры ремесла, торговли и политической жизни, в скотоводческих регионах деревни заменялись на кочующие таборы. Остальное никак не менялось. Города кочевникам тоже были нужны, и они появлялись во всех случаях, когда по каким-то причинам неудобно было пользоваться чужими. И примером здесь может служить Хазарский каганат.
Не слишком отличались кочевники от оседлых народов и в отношении организации политической. Не считая очевидной особенности. Объединения земледельцев носили территориальный характер. Основой для сплочения племени, племенного союза (часто полиэтнического), а затем и королевства, являлась необходимость защиты и расширения земельных владений. Кочевников же аналогичным образом объединяла необходимость защиты стад — не пастбищ. В случае обострения внешнеполитических отношений орда организованно, — а этнографы уже в новое время отмечали именно высочайшую организованность, железную дисциплину и «послушность своим начальникам», как основные качества монгольского народа, — перебиралась на новое место. Если нужно, то и на расстояние, исчисляемое тысячами километров.
…Но выше упоминалась странная вещь: возникновение кочевого образа жизни «два с половиной раза». Кочевые скотоводы Великой Степи и Северной Африки — это был первый. Второй переход произошёл позже и другим путём. В лесотундрах на севере Евразии из охоты развилось кочевое оленеводство. Народности севера не проходили стадии оседлости и земледелия, и, соответственно, северного оленя одомашнили не полностью. Но на рубеже новой эры охота, в процессе которой племя следовало за стадом оленей, постепенно переросла в практику заботы об этом стаде.
Бонусным же «половинным» разом можно считать пересевших на коней индейцев прерий. Концепция производящего хозяйства так и не далась им, так что, апачи остались кочевыми охотниками на бизонов. Да и мустангов лишь отлавливали и приручали. Тем не менее, если б культура сохранилась и получила время на самостоятельное развитие, она могла бы развиться и до уровня кочевого скотоводства.
Другие статьи на данную тему
