«Гамлет» — гениальная работа Георгия Козинцева с Иннокентием Смоктуновским в главной роли — классика советского кинематографа. Обсуждать режиссуру и актёрскую игру нет смысла. Это нужно смотреть, а не обсуждать. Происходящее на экране прекрасно. Но логике событий также стоит уделить внимание. Ведь фильм снят по трагедии, написанной Шекспиром 420 лет назад. Причём по мотивам саги, изложенной Саксонов Грамматиком на рубеже XII-XIII веков в «Деяниях данов». Описываемые же сагой события относятся к VII веку.
Некоторые повороты сюжета и реплики персонажей просто обязаны вызывать удивление. Если не вызывают, — то есть, зритель не обратил внимания на странности, — это плохо. «Гамлет» стоит того, чтобы обращать внимание на каждое слово и находить в нём смысл.
1. Безмерно странен сюжет сам по себе. После смерти короля ему наследует не старший сын, а брат, берущий в жёны овдовевшую королеву. А что, так можно было?! Если это не дворцовый переворот, то — нельзя. Наследник — сын. Если переворот (а никто на сцене не говорит, что Клавдий нарушил какие-то законы) — всё-равно нельзя. Королями через брак не становятся. Максимум, консортами. Так что же там стряслось-то? Шекспир, просто, смешал реалии раннего и позднего средневековья. В оригинальной легенде Амледу, сыну ютландского конунга Хорвендила, 14 или 16 лет, и он не может стать новым конунгом. То есть возглавить войско. Викингов (на время, пока племянник не покроет себя славой в боях) возглавляет брат Хорвендила — Фенг. Всё по закону. Причём, тогда здесь брак с Герутой (Гертрудой)? При том, что Фенг — просто конунг Ютландии (герцог), а вот Герута — дочь короля данов Рюрика. С точки зрения, как Рюрика, так и Фенга, так и Геруты, это очень практичное решение.
2. Полоний со своей семьёй живёт в королевском дворце, является вторым человеком в государстве, но не занимает, при этом, какой-либо должности. Кто он такой? Придворный. Обычно, это считается исчерпывающим ответом на вопрос. И это не верный ответ, если считать, что придворный — что-то вроде служащего, чиновника в «королевском аппарате». Формально, придворный — гость короля. Король не платит ему и не может его уволить. Фактически же, придворный — полномочный представитель некой влиятельной вассальной семьи при короле. Платит ему семья за лоббирование интересов княжества. То есть, Полоний — один из самых знатных людей Дании. Услужливость же его вытекает из возложенной миссии. Чем ближе он будет к королю, тем больше преференций сумеет выбить для «своих».
3. Шокирующий момент: когда Лаэрт поднимает мятеж, ему удаётся захватить королевский замок почти мгновенно. Воображение рисует эпического героя, с ноги выносящего крепостные ворота, и парой взмахов меча укладывающего королевскую гвардию. Где реализм? Это сейчас действие воспринимается, как сказка, но современники Шекспира видели в происходящем на сцене, скорее, историческую хронику. Но реализм полный. Лаэрт, само собой, не один, а со своими слугами, и, вероятно, с подкреплением присланным родственниками. А ворота ему просто открывают, — он во дворце, вообще-то, живёт. Внутри же к Лаэрту присоединяются и другие придворные, недовольные Клавдием.
4. Клавдий не только не наказывает Лаэрта за мятеж, но и начинает активно икать дружбы с сыном Полония. Ну, такова феодальная реальность. По закону гостеприимства король обязан был мстить за убитого в его доме гостя. А Клавдий не казнил Гамлета. И отговорка звучит странно: принц, де, любим народом. Но откуда народу знать Гамлета, несколько лет отсутствовавшего в стране? Настоящая причина сдержанности в том, что внутренне Клавдий ощущает себя конунгом Фенгом. В положении которого открыто расправиться с внуком короля было бы политически близоруко. Но это его проблемы, правда же всецело на стороне Лаэрта. И, если что, за Клавдия будут сражаться только его телохранители и… может быть, ещё заклятые враги дома Полония. Вполне вероятно, что у Лаэрта, просто, больше мечей во дворце.
5. Кстати, а почему тогда Лаэрт отступает, соглашаясь с местью за отца повременить? Это серьёзный шаг, так как мстить он обязан. Здесь вопрос даже не его, а семейной чести. Но, ситуация патовая. Убивать или свергать Клавдия — глупо. Ибо у Клавдия нет сына, и его наследник — Гамлет… Фенг, кстати, был в лучшем положении, так как исторической Геруте лишь слегка за тридцать, и она может родить ему другого наследника… Но Лаэрт не имеет прав на трон в любом случае. Убив Клавдия и Гамлета, он лишь спровоцирует войну между своим и другими домами.
6. Последними словами Клавдия становятся «Ко мне! Я только ранен!» Кого и зачем он дезинформирует (зная, что клинок отравлен) по поводу состояния своего здоровья? Охрану. Это также элемент феодальной реальности. Гамлет — наследник Клавдия. И если король убит, или практически убит, — не жилец, — то Гамлет уже не покуситель на цареубийство, подлежащий устранению на месте, а неприкосновенная августейшая особа. Двор будет на его стороне. Клавдий Гамлету даже не отец, плюс, обошёл его в наследовании трона. Принц имел право… И, кстати, охрана, не знающая о яде, всё равно на помощь Клавдию не спешит. Точно также, в датской легенде, когда Амлед убивает Фенга, дружина лишь делает вывод, что мальчик — вырос и может теперь работать конунгом.
7. Странная деталь: у Шекспира Гамлет «тучен и одышлив». Что, правда, не мешает принцу в абордажной схватке перепрыгивать с одного корабля на другой и одолеть в поединке Лаэрта. С одной стороны, ничего слишком уж удивительного, но с другой, непонятно, — а зачем Шекспиру было описывать главного героя столь противоречивым образом… Однако, современники драматурга воспринимали эту деталь, как элемент реализма. Ведь, Гамлет возвращается в Данию из Гейдельберга. По мнению англичан, в немецком университете он просто обязан был стать мастером меча и отрастить пивной живот… Кстати, вопрос, что Гамлет в университете изучал, видимо, привел бы в замешательство даже его самого. Принцы не за тем в университеты ездили.
8. Религиозные представления принца не менее противоречивы, чем физические характеристики. В знаменитом монологе он сомневается в существовании загробной жизни («Какие сны приснятся в смертном сне?»). Скептицизм сквозит и в не менее знаменитой сцене с черепом Йорика. При этом, в других сценах Гамлет выступает с позиций верующего христианина, в том числе и наедине с собой. Например, отказывается от удобного случая убить Клавдия (в фильме этот момент пропущен), опасаясь что столь известный проныра, если его зарезать в чистый миг молитвы, сумеет пролезть ещё и в Рай. На самом деле, монологи Гамлета даже не играют сюжетной роли, но трагедия написана исключительно ради них. Здесь автор вкладывает в уста героя собственные мысли. Для того же, чтобы они пришлись герою в пору, Гамлет был состарен с 16 лет (в оригинальной легенде) до 30 лет.
9. Материализм принца тем более странен, что свидетельства существования загробного мира, он, вроде бы, получает из первых рук. Общаясь с призраком отца. И тут начинается нечто ещё более странное. Хотя, обычно считается, что призраки — джентльмены, Гамлет своему на слово, почему-то, не верит, затевая достаточно сложную проверку полученной информации. А значит, допускает, что нет никаких призраков, а разговаривал он с собственным подсознанием. Да мало ли с кем? Может, друг Горацио каким-то неизвестным мудрецам способом всё подстроил? Поскольку же ненавидеть и подозревать Клавдия у Гамлета основания есть, принц обоснованно опасается стать жертвой даже не обмана, а самообмана . Это называется рефлексией.
10. Решение Гамлета притвориться безумцем в пьесе смотрится несколько странно. А зачем, собственно? Какие проблемы это решит и как поможет расследованию? Ладно бы, если б он начал симулировать болезнь после убийства Полония, чтобы избежать ответственности. Но до этого? Из-за данного сюжетного поворота также торчат уши древней легенды. Настоящий Амлед изображал сумасшествие, опасаясь за свою жизнь. Фенгу не было смысла рисковать, устраняя претендента, если тот недееспособен. Однако, перенос действия из лагеря викингов в Эльсинор порождает не стыковку в сюжете. Клавдий, как и Фенг, в безумие принца не верит, но в отличие от прототипа ничем не рискует. Он же не зять короля, замышляющий убийство внука короля, а король. Устранить «безумного» Гамлета ему, наоборот, проще.
11. Гамлет не способен на хладнокровное, продуманное убийство. Разработав хитрый план разоблачения Клавдия, имея, как ему самому кажется, твёрдое намерение мстить за отца, понимая даже, что в одном пространстве-времени ему с Клавдием не ужиться в любом случае, конкретных планов покушения он не строит, а возможности старательно упускает под благовидными предлогами. Трупы за собой принц оставляет либо сгоряча, либо, как в случае Розенкранца и Гильденстерна, решает вопросы чужими руками. Это — не странно. Но интересно, так как кровавая развязка оказывается целиком и полностью заслугой Клавдия. Сам Гамлет, в отличие от своего простого, как пять копеек, прототипа, скорее всего, так ничего и не предпринял бы. Прототип же, кстати, мало того, что зверски зачистил не только Фенга, но и всех его приспешников, ещё и жил после этого счастливо. Хоть и недолго. Викинг же.
12. Странным и натянутым может показаться сюжетный поворот с несостоявшейся поездкой Гамлета в Англию. По пути нападают пираты, принц, успев внести исправления в письмо английскому королю, перепрыгивает на корабль морских разбойников. Которые, почему-то, отвозят его домой и даже не требуют выкуп. В оригинальной версии легенды Амлед благополучно достигает берегов Альбиона, подделывает письмо, в результате чего казнят не его, а людей Фенга. После чего резко женится… Как же тогда трагическая линия Офелии? А никак. Офелия в оригинале тоже присутствует. Но выживает. Шекспир, само собой, не мог допустить, чтобы трагический герой обрёл счастье в браке. Тем более, при наличии здравствующей любовницы. И драматургу пришлось выкинуть из повествования английские приключения принца… Кстати, эпизод с переделанным письмом, хотя и присутствует в «Деяниях Данов», но, видимо, привнесён туда Саксоном Грамматиком в XIII веке. Действие же легенды разворачивается в VII веке. Амлед и Фенг, конечно же, не умели читать.
Другие статьи на данную тему
Нра!
Раньше, как раз престолонаследие было к старшему в роду. Брат, дядя — не важно. А вовсе не от отца к сыну. Потому как главным был род, а не семья. А потом стала семья, всё в семью и сменили порядок наследования.