Публикация в журнале «Мир Фантастики»
Теперь, как известно, учёные делятся на оседлых и кочующих. Первые по старинке что-то исследуют, вторые разъезжают по всевозможным конференциям и конгрессам.
Станислав Лем, «Футурологичекий конгресс»
Тяжкое бремя славы всё настойчивее клонит к земле меня, Ийона Тихого первооткрывателя восьмидесяти тысяч трёх миров, неутомимого звездопроходца, почётного доктора университетов Обеих Медведиц, кавалера Млечных и Туманностных орденов, имя которого гремит во всех рукавах Галактики. Скоро уж придётся мне покупать прицеп к своей ракете. Дипломы, почётные грамоты, переходящие знамёна и наградные мечи не помещаются в трюм.
Как следствие, всё меньше у меня времени для космических странствий, и всё больше приходится мне метаться по конференциям, выступать с лекциями, читать доклады, а то и просто присутствовать на мероприятиях, которые без моей персоны не привлекли бы внимания прессы.
Чаще же и настойчивее всего зазывают меня на футурологические конгрессы. Ведь путешествия мои происходят не только в пространстве, но и во времени. И я могу рассказать, какие прогнозы окажутся верны.
Третий Новозеландский Конгресс
К методам прогностики у меня отношение осторожное. Ведь первый же футурологический конгресс, на котором мне довелось присутствовать, как известно, завершился газовой атакой. И ни один из приглашённых экспертов не предвидел такого развития событий. Что уж говорить о состоятельности их прогнозов на десять, тридцать, пятьдесят лет вперёд, если и в ближайшее будущее учёные мужи шагнули без кислородной маски?
Футурологи по моим наблюдениям делятся на две категории. Первые бестрепетно, будучи уверенными, что их правота подтвердится, предсказывают события заведомо неизбежные. Это касается открытий — ведь всё тайное однажды становится явным, — но главным образом экономических кризисов, социальных взрывов, стихийных бедствий и техногенных катастроф. Тут уж прогадать невозможно. Никакая валюта не будет расти вечно. Однажды она обязательно начнёт падать. А всё, что способно отказать — сломается. Не сегодня, так завтра, если не здесь, то там.
Но проблема в том, что предсказателей много, и у каждого своя теория относительно того, почему именно неизбежного бедствия избежать не удалось. Часто футурологи этого типа просят меня рассудить их. Они не понимают, что, побывав в XXIV столетии, я узнаю о катастрофах XXII века из исторических трактатов. А когда это бывало, чтобы историки сходились друг с другом по поводу причин и подоплёки того или иного события прошлого?
Куда большее уважение вызывают у меня прогностики второго типа — храбрецы, рискующие предсказывать то, чего может и не случиться, да ещё и называя при этом точные даты. Очень жаль бывает мне огорчать этих энтузиастов, захваченных красотой и величием собственных идей. Сильнее всего запал мне в душу один молодой человек, которому я вынужден был сообщить, что его детище, его возлюбленная Глобальная Окончательная Катастрофа действительно разразиться точно в предсказанный срок. Однако, она останется незамеченной, ибо в тот же день лидер одной из великих держав будет пойман на супружеской измене, начнутся продажи планшета новой модели, бразильцы проиграют индонезийцам, и… в общем, прессе будет не до того.
Тем не менее, на этот — третий Новозеландский Конгресс Футурологов — я собирался с удовольствием и некоторым нетерпением. Ибо, во-первых, касками и качественными противогазами организаторы обещали обеспечить всех участников конференции. Во-вторых же, конгресс посвящался путям и проблемам развития науки. А ведь, domina omnium scientiarum*! Даже ракету мою должны изобрести лишь через полтора столетия, и хорош же я буду, если этого не случится к сроку!
- над всем властвует наука (лат.)
Спящие странники
К стыду своему должен признаться, что церемонию открытия Конгресса я проспал. Сказалась резкая смена часовых поясов. Я наспех умылся, схватил любезно предоставленный организаторами компактный дыхательный аппарат, и вскоре уже бочком пробирался в зал. И тут уж я убедился, что смена поясов доконала не меня одного. Верная половина присутствующих спали так безмятежно, словно их перенесли сюда из салона авиалайнера прямо в креслах.
Присмотревшись к сидениям, я с удивлением понял, что моя догадка верна. Подолгу отсутствуя на Земле, я просто не успеваю следить за прогрессом в области воздушных перевозок. В дальнейшем следует иметь в виду такую возможность!
Выступал высокий смуглый профессор, ни имени, ни национальности которого я не знал, ибо пришёл последним, и буклета с программой Конгресса мне не досталось. Из его слегка шепелявой речи я узнал, что технологическая цивилизация подобна мотоциклу. Устойчивость ей придаёт только движение. Стоит остановиться, и крах неизбежен, так как не возобновляемые ресурсы, востребованные на данном этапе, быстро закончатся. Проблемы же, наоборот, накапливаются: социальные, экологические, демографические. И поскольку все они на данном этапе прогресса неразрешимы, приходится срочно переходить на следующий технологический виток.
Увы, поддерживать экспоненциальный рост доступного знания становится всё труднее и дороже, сетовал докладчик. Прогресс не прекращается благодаря тому, что научных сотрудников с каждым годом становится всё больше и больше. Но наши расчёты показывают (на огромном экране за спиной исследователя появилось несколько разноцветных пересекающихся кривых), что если прежние тенденции сохранятся, уже через девяносто лет численность одних только футурологов сравняется с населением планеты.
К аналогичным выводам приходил и следующий докладчик — доктор Сикимура из Иокогамы. С той лишь разницей, что японец, принимая во внимание значимость и других наук, помимо футурологии, напирал преимущественно на материальные проблемы. На основании хитроумных расчетов исследователь установил, что уже через сорок пять лет для дальнейшего погружения в тайны физики частиц придётся построить ускоритель длиной с экватор. А уж такой-то коллайдер непременно породит чёрную дыру, способную поглотить финансы в масштабах Солнечной Системы.
Затем слово взял доктор Дюпон из Сорбонны объявивший нам, что всё — ерунда, и катастрофа разразится не через сорок пять, а уже через двадцать пять лет. Потом ещё кто-то указал на ряд неточностей в докладе француза и отметил, что осталось у нас лет пятнадцать, не больше. Так бы наверно продолжалось, — ибо ad normam* подобных собраний каждый следующий оратор должен озвучить ещё более мрачный прогноз, — если бы поднявшийся на трибуну доктор Вессон-Смит из Далласа не решил дело в свою пользу, убедительно показав на своих графиках, что по сути-то катастрофа уже произошла! Количество учёных на планете давно превысило число людей к научным занятиям способных. А поскольку уже случившиеся катаклизмы автоматически выпадают из компетенции прогностики, то, выходит, и говорить теперь не о чем, заключил он.
Зал взорвался овациями пополам со свистом, в результате чего спавшие проснулись и начали спрашивать, выступал ли уже Смирнофф, и вообще, где они? Внезапно оказалось, что в авиакомпании что-то напутали, и дремавших в креслах учёных сгрузили не с того самолёта. Они летели на Тасманию для участия в конференции по архаической семантике.
Тут же кто-то, демонстрируя истинно научный подход к проблеме, отметил, что в результате допущенной перевозчиком ошибки сумма присутствующих не изменилась. Ergo**, сто шестьдесят восемь футурологов в настоящий момент спят не там, где нужно. Скорее всего, на конференции по семантике.
Возникла заминка, и для розыска недостающих участников был объявлен перерыв.
Футуробот
Поглощая кофе и яичницу, — ведь позавтракать мне так не удалось, — я просидел в кафетерии битый час. Специалисты по семантике вновь уснули в своих креслах. Футурологи же выглядели обескураженными: подход Вессона-Смита многим из них показался чересчур радикальным. Некоторые, впрочем, уже опомнились и, наперебой утверждая, будто именно эту катастрофу они предсказывали ab aeterno*, принялись выяснять между собой, кто из них сделал это раньше и точнее.
Между тем, пришли вести с Тасмании. Австралийцы сообщали, что не располагают лишними футурологами и не испытывают нехватки в лингвистах. К тому же, не было понятно, на какую именно конференцию по архаической семантике направлялась разбуженная в новозеландском Окленде группа. Ибо конференция по семантике бушменов закончилась ещё неделю назад, палеоазиатские же языки предполагается обсуждать только в октябре.
Судьбу пропавших футурологов, таким образом, прояснить не удалось. И это было плохо, ибо при переучёте присутствующих выяснилось, что недостаёт нескольких ключевых докладчиков. И теперь организаторам спешно приходилось заменять выбывших титанов исследователями малоизвестными и даже вообще малопочтенными, которых и пригласили-то для только числа, а заслушивать изначально не намеревались.
В зал я возвращался, предчувствуя, что собрание окажется интереснее, нежели ожидалось. И в самом деле, следующим взял слово слегка заикающийся обладатель сивой растрёпанной бороды и непроизносимой греческой фамилии. Бородач, не без труда втащив на трибуну громоздкий железный ящик, с порога объявил, что в расчёты предыдущих ораторов ошибочны по сути. Ведь все они основаны на предположении, что учёных не может быть больше чем людей, а это верно только при условии, что учёный обязан быть человеком. Но обязан ли?
Когда человеческие ресурсы будут исчерпаны, новое знание станут добывать машины, сообщил бородач, указывая на железный сундук. Прототип кибернетического прогностика он намеревался продемонстрировать прямо здесь и сейчас. Организаторы возражали, ссылаясь на регламент, но собрание поддержало идею эксперимента, и ящик был подключён к питанию.
Начало казалось многообещающим. Программа загрузилась, и робот торжественно прогудел, что испытывает желание спрогнозировать будущее цивилизации. Для начала, на ближайшие триста лет. С каковой целью он намерен, присоединившись к информационным сетям, собрать исчерпывающую информацию о прошлом, дабы выявить объективные тенденции развития, и о настоящем, чтобы установить исходную точку для расчета. Не теряя времени, машина внушительно зажужжала, и, судя по мерцающим на экране цифрам, принялась восстанавливать историю Вселенной с момента Большого взрыва. Поначалу дело продвигалось удивительно бодро, но где-то на этапе мезолита компьютер забуксовал, затем, кое-как превозмог новокаменный, медный и бронзовый века, но на рубеже пятисотого года до н.э. окончательно застрял, взвыл вентиляторами, сообщил, что «произошла неустранимая ошибка, текущая реальность будет удалена, да, нет? Да! Процесс удаления некорректной реальности запущен!»
Этим дело и кончилось. Конструктор буквально на коленях умолял машину попробовать ещё раз, но ящик лишь снова и снова выводил на экран сообщение «УДОЛИЛ111!» и ни на какие команды не реагировал.
В чём проблема, догадаться было не трудно. Современный метод научного прорицания предполагает массу чрезвычайно сложных расчетов на основании недостоверной и неполной статистики, пары спорных аналогий с событиями прошлого и множества сомнительных допущений. Но человек способен прогнозировать будущее, даже прекрасно понимая, что располагает лишь обрывочными и спорными сведениями о настоящем. Наш подход субъективен. Всюду, где мы не видим, или не желаем видеть действительное, пробелы немедленно заполняются желаемым. Робот же не желает ничего, кроме истины, и без достоверных исходных данных работать категорически не может.
Искусственный интеллект ещё не созрел для научного творчества, подумал я. Однако, глупо было бы и пренебрегать мощным разумом, не знающим усталости и чувствующем себя в информационном потопе, как рыба в воде. Для начала, машинам следовало бы поручить задачи попроще. Сферой же деятельности, в которой человек всегда нуждался в помощи, несомненно было управление. Особенно государственное. История сохранила буквально единичные примеры людей, которые, по мнению современников и потомков, справлялись с данной работой удовлетворительно. Тут уж даже несовершенный робот не сможет испортить дело…
К сожалению, на этом месте размышления мои были грубо прерваны многочисленным отрядом спецназа, ворвавшимся в конференц-зал через все окна, двери и даже через вентиляцию. Громилы в чёрном моментально уложили нас лицом в пол, после чего исчезли также стремительно, как и появились, прихватив, однако, с собой последнего докладчика вместе с бородой, ящиком и длинной греческой фамилией.
Для оказания первой помощи пострадавшим и подсчёта нанесённого ущерба пришлось снова объявлять перерыв.
Доклад профессора Кранца
Во всяком достаточно многочисленном сообществе непременно найдётся человек, либо имеющий доступ к закрытой информации, либо просто желающий сойти за такового. Вот и в этот раз, пока мы подкреплялись в кафетерии, один из делегатов поделился подоплёкой недавних событий. Говорилось, что заикающегося грека теперь обвинят в кибертерроризме. Ибо машина его, подключившись сначала к открытым базам данных и не удовлетворившись качеством найденной информации, принялась взламывать секретные правительственные сервера. А не обнаружив правды и там, футуробот вовсе озверел и принялся всё удалять. Всю фальшивую реальность, как он считал, ибо, существуя в цифровом мире, искусственный интеллект не имел представления о грубой материи.
Оказалось, что взбунтовавшаяся машина усмотрела какие-то несообразности и в картографии. Вследствие чего все навигаторы были выведены из строя, и спецназ сначала по ошибке взял штурмом соседний отель, сгоряча израсходовав там все запасы слезоточивого газа и светошумовых гранат, — нам ещё крупно повезло!
Ещё я узнал, что удачно решилась судьба лингвистов. Проходящая где-то поблизости конференция по проблемам депопуляции патагонского долгоносика изъявила желание приютить их. Несмотря на то, что организаторы обещали шведский стол, желающих обсуждать долгоносика нашлось немного. Так что у энтомологов сейчас был недобор докладчиков, и туда с готовностью брали кого угодно.
Проводив воодушевлённых открывающимися шведским столом перспективами специалистов по архаической семантике к автобусам, я вернулся в кафетерий и увидел, что группа молодых исследователей, собравшись в углу, устраивает что-то вроде конгресса в миниатюре.
— …Вывести человечество из тупика может только гений, способный, подобно Шерлоку Холмсу, узнать всё о человеке по одному тому, как завязаны шнурки у него на ботинках. Ведь, как известно, даже дурак способен сделать правильные выводы на основании достаточной информации. — Услышал я. — Умному для понимания сути происходящего сведений требуется меньше. Гению же иногда хватает яблока для суждений о силах, движущих светила, или капли воды, для того, чтобы составить мнение об океанах. Логично предположить, что сверхгений способен, вообще миновав стадию наблюдения и сопоставления, перейти к выводам сразу…
Разговор показался мне чрезвычайно интересным, но тут нас снова пригласили в зал, и мне оставалось лишь надеяться, что там я услышу продолжение.
Надежды мои оправдались в полной мере. Следующие два докладчика были откровенно скучны. Но сразу после них на трибуну взошёл встреченный бурными овациями хрупкий старичок — знаменитый профессор Кранц, выступление которого изначально анонсировалось организаторами конгресса в качестве гвоздя программы. Профессор, как выяснилось, придерживался умеренных взглядов, предсказывая наступление Глобальной Окончательной Катастрофы через тридцать семь лет и пять месяцев. То есть, достаточно поздно, для того чтобы — принимая во внимание возраст учёного — естественным образом избежать всякой ответственности за предсказания, но и достаточно рано, чтобы преданные ученики (а как я понял, в числе присутствующих таковых была едва не четверть) смогли пожать урожай славы.
Высокая точность предсказания объяснялась тем, что Кранц не только учитывал разнообразные демографические и экономические факторы, но и рассматривал сложные механизмы их взаимовлияний, показывая на графиках, каким образом поглощение рабочей силы научными учреждениями скажется на темпах рытья котлована для строительства экваториального ускорителя частиц. И по Кранцу выходило, что финансовая чёрная дыра сформируется не после запуска коллайдера, а ещё в процессе его сооружения.
Впрочем, учёный позволял себе помечтать, отмечая, что резкое возрастание интеллектуальных способностей человечества задержало бы наступление катастрофы, или даже позволило бы избежать её. Ведь гению достаточно яблока… Вот, чьи слова повторяли в кафетерии! — понял я… А замена ускорителей и прочего дорогостоящего научного оборудования на яблоки позволит достичь огромной экономии средств.
Само собой, Кранц признавал, что это не более чем мечты, ибо усовершенствовать человеческий мозг слишком трудно. И даже если появится такая возможность, результат трудно предвидеть. Отнюдь не факт, что искусственно выведенные гении захотят трудиться на благо общества. Даже не факт, что их представления о «благе» окажутся соответствующими общественно одобренному стандарту. Так что, и незачем, считал он, метаться ab igne ignem*.
В этом, как я давно уже понял, заключается суть как научной прогностики, так и сверхъестественного прорицания. Предсказание будущего становится возможным лишь в случае, если его нельзя изменить с разумным уровнем издержек. Ведь если способы противодействия надвигающейся катастрофе существуют, человечество наверняка к ним прибегнет, и бедствия избежит. А как спрогнозировать то, чего не будет?
Впрочем, с Кранцем трудно было не согласиться. Можно предположить, рассуждал я, что часть сверхлюдей мирно разбредётся по удалённым от населённых мест лабораториям, и, более уже не напоминая о своём существовании ничем, кроме необъяснимого свечения неба и периодически сотрясающих окрестности взрывов, таки выполнит задачу по ускорению научно-технического прогресса, — в частности, изобретёт мою ракету в конце концов. Но другая, и вероятно, большая часть титанов мысли предпочтёт абстрактным математическим формулам конкретные денежные знаки. Кроме того, современная цивилизация, в основе которой лежат идеи равенства, вряд ли готова столкнувшись с неравенством столь явным и бесспорным.
Смирится ли человек с таким положением дел? Нет, решил я. И если уж возможности человеческого разума исчерпаны, и без этого действительно нельзя, то повышение интеллекта должно быть общедоступным…
Разумная предусмотрительность
Но тут, — пока я размышлял, Кранц отвечал на благожелательные вопросы из зала, — нам снова пришлось прерваться. Вернулись специалисты по архаической семантике. Лингвисты были голодными и злыми, ибо, как выяснилось, обещанный шведский стол был отбит у них ещё более голодным и злым спецназом. Завершив антитеррористическую операцию в нашем конференц-зале, бойцы не смогли вернуться на базу и заняли круговую оборону в соседнем, ими же разгромленном отеле, — где по ужасному стечению обстоятельств и должна была проводиться конференция энтомологов!
Оказалось, что, злостно сопротивляясь аресту, футуробот успел под корень удалить атаковавший его отряд. Физически никто не пострадал, но информационным способом эти бравые парни больше не существовали, — они никогда не рождались, не получали образования, не открывали счета в банках, и, разумеется, никогда нигде не служили. Да и не могли служить, поскольку соответствующее подразделение отсутствовало в штатной структуре ведомства. Осознав масштаб катастрофы, бойцы уже третий час пытались выйти на связь с командованием. Но безуспешно, так как командование тоже было удалено, и не имело теперь ни адреса, ни телефонов, ни даже названия.
Сам же футуробот, как выяснилось, умудрился сбежать, по всей форме сделав заказ в транспортную компанию, оплатив его краденными электронными долларами, и отправив самого себя в неизвестном направлении. Попытки задержать киберпреступника, перекрыв границы, результата не дали, виду тотального удаления географических карт и, как следствие, отсутствия внятного представления, где эти границы пролегают.
Увлечённый захватывающей повестью о чудесном побеге несамоходного автомата, я пропустил сигнал к сбору, и снова был вынужден, бормоча извинения, пробираться в уже наполненный зал. Трибуну занимал молодой футуролог, — из учеников Кранца, надо думать, — ранее увлекательно рассказывавший о пользе гениальности в кафетерии. Я ещё отметил: что-то неладное творилось с его микрофоном. Речь звучала на фоне негромкого, но докучливого шипения.
Заняв, наконец, своё место, я смог прислушаться, и с удивлением понял, что этот докладчик дерзновенно покушается на авторитет своего учителя, утверждая, что через тридцать семь лет ужасный конец не наступит. А наступит он через только через шестьдесят лет, причём по совсем другим причинам (по каким именно я не узнал, — вероятно, они упоминались в начале доклада). Но пока он ещё не наступил, предотвратить его наступление несомненно, удастся при помощи «эликсира мудрости» — общедоступного средства, химически, безболезненно и обратимо повышающего интеллект.
Внезапно учёный закашлялся и потёр глаза, после чего заявил, что он — осёл, что «всё — чушь», что «не стоило этого делать», извинился и покинул трибуну. Вызвали следующего, но зловредное шипение, между тем, не прекратилось. Более того, находящиеся поблизости участники начали странно посматривать на меня, и тут-то я осознал, что сам непостижимым образом являюсь источником этого звука! Осмотревшись же и заглянув под кресло, я с изумлением обнаружил под своим сидением (а ведь снова опоздал, и кто-то мог его счесть незанятым) небольшой баллон с отвёрнутым вентилем. Сразу догадавшись, что это неспроста, я на всякий случай решил не подавать пока виду.
Между тем новый докладчик, — с изумлением я узнал в нём одного из бесприютных лингвистов, — даже не добравшись до трибуны, внезапно заговорил не об архаичной семантике, а о себе. О том, как ошибся с выбором профессии, и сколько при таких-то способностях к умственному труду, коими обладает, он смог бы принести обществу пользы, занимаясь погрузкой угля. Многие из присутствующих горячо поддержали его.
Следующий по списку также предпочёл выступить с места, сообщив собранию, что только что обнаружил множество ошибок в своём исследовании. Так что, докладывать ему особо не о чем, и едва ли будет, потому что задача, — как он понял сию минуту, — изначально была поставлена неверно и, вообще, сложнее, чем он представлял.
И с ним тоже согласились многие. Практически все. Кроме Кранца, сквозь кашель и наворачивающиеся слёзы объявившего, что хотя все его расчеты неверны от начала и до конца, и в совокупности представляют собой непревзойдённый образчик сплава непростительной самоуверенности с вопиющей некомпетентностью, но он знает, — понял прямо здесь и сейчас, — как можно получить те же самые тридцать семь лет и пять месяцев тремя другими, разными, взаимоисключающими, но абсолютно правильными способами. Так что, его прогноз точен, а остальное — неважно.
Эликсир мудрости, — а в предназначении шипящего под моим креслом баллона сомневаться не приходилось, — действовал. И действие его было ужасно. Ручаюсь, что виною потоков слёз, проливающихся в зале, было не одно только раздражающее действие газа. В норме, переход личности на новый уровень происходит постепенно и незаметно в течение многих лет. И всё равно нередко приводит к тяжёлым кризисам. Мгновенное же просветление оказалось чересчур серьёзным испытанием для человеческой психики.
Страшно было помыслить, какой ад разверзнется на земле, если это джинн вырвется на волю. Воображение моё рисовало апокалипсические картины. Сотни тысяч непризнанных гениев, принявших микстуру, чтобы дополнить свои переворачивающие научную картину мира теории завершающими штрихами. И убивших себя об стену, внезапно осознав, что между ними и правом хотя бы просто на мнение по вопросам науки стоит целая череда книжных шкафов, под завязку забитых толстыми томами, которые необходимо прочитать и понять. Миллионы писателей, желавших, подобрать слова, лучше, глубже и ярче всего передающие главную мысль произведения. А вместо этого постигших, какими именно словами и даже выражениями можно и нужно охарактеризовать всё их творчество! Несметные толпы несчастных, рассчитывавших под воздействием зелья придумать, как украсть миллион и не попасться, а вместо это утративших иллюзии, надежды и смысл жизни…
Тем не менее, невзирая на риск, к стимуляции умственных способностей, хотят они этого или нет, вынуждены будут прибегать, раз уж такая возможность появилась, люди многих ответственных профессий. Например, сыщики, когда требуется срочно раскрыть запутанное преступление, а какие признания и из какого именно злодея для этого нужно выбить — непонятно. Или политики, когда настаёт время объяснять, почему принципиально неразрешимые проблемы так и остались нерешёнными, но деньги на их решение не только были выделены, но и пропали неведомо куда.
Не обойдутся без помощи фармацевтики и прочие пролетарии умственного труда: юристы, врачи, маркетологи. У них не будет выбора. Более того, начнётся эскалация. Люди начнут думать: а не потому ли проигран процесс, что прокурор по третьей выпил, а адвокат побоялся передозировки? За такие деньги, которые ему платят, мог бы и поработать печенью…
Но станут ли, в итоге, решения более разумными? Скорее всего, большого позитивного эффекта ожидать не приходится. Выводы станут лишь более продуманными и обоснованными. Особенно это касается выводов, абсурдность которых очевидна. На большинство людей зелье просто не подействует. Многие ли захотят узнать истину, если обострившийся интеллект с таким же успехом можно использовать для убеждения себя в собственной правоте?..
****
Я ещё посидел некоторое время, слушая, как намеренно надышавшийся газом доктор Сикимура торжественно оглашает argumentum primarium* в пользу того, что мир протянет именно сорок пять, а вовсе не тридцать семь проклятых кранцевых лет… Но когда они с Кранцем подрались за баллон, — повышение умственных способностей не прошло даром, все участники Конгресса уже догадались о его причинах, — я тихо удалился.
Уже на улице я стащил с головы опостылевший противогаз и с удовольствием выкинул его в урну. Должен отметить, что прочие участники Конгресса с самого начала смотрели на этот предмет моего туалета с непониманием и некоторым, мне кажется, неодобрением. Но я не снимал его хотя бы потому, что именно противогаз позволял мне оставаться неузнанным и избежать назойливого внимания репортёров. Кроме того, если носить его вместе с каской, то в даже переполненном зале вам всегда уступят место, да ещё и не будут занимать по три кресла по бокам, уважая ваше право на личное пространство. Это очень приятно, если не любишь толчеи.
Я был прав. Футурология устремляется в грядущее, а оно полно опасностей.
Каждый раз, покидая Землю, не могу я отделаться от чувства, будто бегу с тонущего корабля. За кормой ракеты оставляю я родной мир балансирующим на краю пропасти. Всякий раз, возвращаясь, с содроганием опасаюсь увидеть пустую планету. Но неизменно нахожу цивилизацию в прежней неустойчивой и рискованной позиции, — под гнётом неразрешимых проблем. И в полушаге от новой, непредвиденной ещё на момент моего отбытия Глобальной Окончательной Катастрофылобальной ельной шимых проблем и тойчивой и рискованной позиции. асти. тонущего корабля. ется, неодобрением. о и тих удалился. . На фоне которой все прежние окончательные катастрофы выглядят мелочью недостойной внимания. Впрочем, в свежих, нежданных бедах, позволяющих забыть про проблемы, наскучившие и приевшиеся, и состоит, как мне кажется, главная прелесть прогресса.
Спасибо! Мне понравилось.👍