Ловушка

Публикация в журнале «Мир Фантастики»

«Постправда» (post—truth) — «обстоятельства, при которых объективные факты являются менее значимыми при формировании общественного мнения, чем обращения к эмоциям и личным убеждениям».

Оксфордский словарь английского языка за 2016 год

Космические путешествия совершаются не только в пространстве, но и во времени, и по этой причине, приближаясь даже к планете уже внесённой в атласы и кем-то, якобы, хорошо изученной, я, Ийон Тихий, капитан дальнего галактического плавания, первооткрывателю восьмидесяти тысяч трёх миров, не знаю чего ожидать. Имеющееся описание может относиться к далёкому прошлому или к будущему. Или вообще к совершенно другому миру, ибо в галактических справочниках полным-полно опечаток.

Аварийная посадка

…Но в данном конкретном случае именно вышеперечисленные обстоятельства внушали мне сдержанный оптимизм. Поскольку, согласно справочнику планета, которую я намеревался посетить, была негостеприимной на редкость. Страдающий от радиационного заражения и непрерывных войн мир, жители которого, к тому же, имели обычай стрелять в заходящие на посадку корабли без предупреждения, в иных обстоятельствах я облетел бы за десяток парсек. Однако сейчас extrema necessitate* вынуждала меня пойти на связанный с высадкой риск. В предполётной суматохе я не заметил, что закупаю питьевую воду не литрами, а пинтами, — то есть, вдвое меньше, чем требовалось, — и ещё радовался, болван, что припасы обходятся мне дешевле обычного! Разумеется, запас истощился на половине дороги. Продолжать путешествие без воды я, естественно, не мог. Добывать же её самостоятельно на кометах и промёрзших лунах, орудуя киркой… Нет, лучше было рискнуть, чем растапливать на камбузе серые от космической пыли и воняющие аммиаком ледяные глыбы.

Интенсивное излучение на радиочастотах подтвердило, что планета является технически развитой. И я поручил искусственному интеллекту корабля заняться прослушиванием и анализом передач, дабы собрать хоть какую-то информацию и расшифровать местные языки. Предварительные результаты его работы оказались вполне обнадёживающими, ибо военные сводки и сообщения об уровне радиационного фона в новостях этого мира отсутствовали. Про какую-либо противобаллистическую или противоастероидную систему ему не удалось подслушать ни слова. Мир выглядел вполне безопасным, и можно было предположить, что мои предшественники сами разбили свои корабли при посадке. Многие звездоплаватели склонны валить вину за плачевные результаты собственной некомпетентности на вымышленных чудовищ и воинственных аборигенов. Космос – место опасное и за время странствий мне не раз приходилось повергаться нападениям, но…

Но integre** планеты до того раза на меня ещё не бросались. Иным образом описать произошедшее я не могу. Намереваясь выйти на круговую орбиту, я выполнял манёвр на высоте около 6000 километров, сбрасывая скорость до первой космической… То есть, пытался одолеть нюансы местного произношения слова «вода», заученного благодаря напряжённым сеансам гипнопедии, и, одновременно, препирался с автопилотом, желчно требующим, чтоб я хотя бы пристегнулся, прежде чем он включит тормозные дюзы… И в этот момент голубовато-жемчужная сфера планеты вывернулась, окружив и захлопнув корабль внутри себя! Струистая облачная пелена, в редких разрывах которой проглядывали горные пики и серебристые лоскуты морей, мгновенно оказалась везде, на всех экранах внешнего обзора! Так не могло быть, но я видел поверхность планеты целиком – дневную и ночную стороны сразу.

Автопилот попытался осмыслить ситуацию, не преуспел, и всё с той же желчью в голосе объявил, что в гравитационном поле такой формы работать категорически отказывается. Я был с ним полностью солидарен, я б тоже отказался, – я и хотел! Но проклятый робот успел первым, свалив на меня всю ответственность за корабль, летящий прямо на облака.

Если гравитация направлена не к центру, а от него, к внутренней поверхности сферы, — именно так тут дела и обстояли, — лечь на орбиту невозможно, поскольку центробежная сила будет не вычитаться из силы тяжести, а суммироваться с ней. Любая попытка отвернуть лишь ускоряла в таких условиях падение. Мне только и оставалось, что идти на вертикальную посадку в ручном режиме. Прорвавшись сквозь тучи, на этой планете густые и непроницаемые почти повсюду, я ещё немного покружил, медленно снижаясь «на струе», пока не выбрал место относительно ровное и пустынное.

Ощутив, что посадочные опоры коснулись грунта и выдохнув, я попытался найти происходящему рациональное объяснение. Если рассуждать логически (хотя в космосе это никого до добра не доводило), находиться на внутренней поверхности полой сферы размером с планету мой корабль просто не мог, – само существование такого объекта грубо нарушало законы физики. Видимая картина, – а даже после приземления мне казалось, что горизонт задирается, и я нахожусь на дне колоссальной чаши, края которой уходят в облака, – теоретически могла быть иллюзией, вызванной рефракцией света в местной атмосфере. Но ту же самую ерунду показывали и приборы. А если бы они, как и мои глаза, врали мне, то, руководствуясь их показаниями, я неизбежно разбился бы при посадке. Следовательно, своим чувствам я мог полностью доверять.

Звездоплаватель менее опытный, чем я, столкнувшись с ситуацией заведомо нереальной, несомненно, пришёл бы в замешательство. Но мне и прежде случалось попадать в иные, существующие по собственным законам вселенные. Ничего удивительно в этом нет, так как реальность дана она нам в ощущении. Ощущения же – субъективны. Ergo***, между изменением самой реальности и переменой наших представлений о ней нет практической разницы.

В этот раз некий фактор деформировал моё сознание, и оно теперь отражало мир совершенно иначе. Так бывает. И тем, кому повезёт стать в новой реальности Наполеонами, остаётся лишь наслаждаться преимуществами царственного положения. Я же от перемены в восторге не был. Во Вселенной, не предусматривающей космического пространства в принципе, я, Ийон Тихий, кавалер млечных и туманностных орденов, слава о котором гремит в спиральных рукавах, в ядре Галактики и в меньшей степени в гало, ощущал себя, скорее, Бонапартом на острове святой Елены.

Из ловушки нужно было выбираться. Предварительно выявив и устранив причины расстройства моего восприятия реальности, а также, набрав воды. Для чего, кстати, в любом случае мне пришлось бы вступить в контакт с кем-то их обитателей этого мира.

Помимо вогнутого горизонта, на экранах внешнего обзора я мог наблюдать неглубокий, выбитый реактивной струёй при посадке кратер вблизи опор корабля. А далее лес, холмы, какие-то невразумительные сарайчики, пару чёрно-жёлтых ажурных металлических мачт и оживлённую автодорогу на пределе видимости. Местность явно была населённой, и моё появление едва ли осталось незамеченным. Представители местной власти, способные организовать доставку на борт ракеты нескольких тонн воды, скоро должны были появиться. Но упускать инициативу из рук я не люблю. Обширнейший опыт мой подсказывает, что активно искать приключения на свой тыл – это всегда лучше, чем дожидаться, пока они отыщут вас сами.

По этому, наказав автопилоту чужим люк не открывать, а в остальных отношениях действовать по обстоятельствам, и взяв лишь самое необходимое – «Краткий Справочник Астронавта» конечно же, – я покинул корабль и направился к дороге. Без труда «проголосовав» там громадный, страховидный грузовоз, менее чем за час я достиг ближайшего города.

* Крайняя необходимость (лат.)

** Как единое целое (лат.)

*** Следовательно (лат.)

В больнице

Магазин, продающий среди прочего и питьевую воду в огромных пластиковых бутылях, я обнаружил быстро. Но с покупкой было связано некоторое затруднение. Я не располагал местной валютой для оплаты товара и его доставки до корабля гусеничным транспортом (после аварийной посадки колёсный грузовоз близко к опорам не подошёл бы). Некоторое время я в нерешительности бродил по улицам, разглядывая витрины. Пока не увидел, собственно, то, что искал. Вопреки моим опасениям, жители планеты не разделяли моё бредовое видение мира, как полой сферы. Представление о космоплавании они явно имели. На обложках журналов, на афишах попадались изображения усеянных кратерами лун, явно не встречающихся в этом мире гигантских чудовищ, и даже звездолётов – пусть и крайне странной конструкции. Желающий расплатиться за воду не карточкой, а платиной, пришелец, решил я, здесь не должен слишком сильно шокировать обывателей. Судя по постерам, удивить их было не так-то просто…

Продавец и в самом деле нисколько не удивился. И против оплаты товара платиной он тоже ничего не имел. Но слиток был у меня не с собой, верить же мне на слово торговец отказывался. А к такому я не привык! Мы заспорили, полагаю довольно шумно, поскольку поблизости тут же возник страж порядка. Мне ничего не осталось, как сдаться на милость закона, изложив представителю власти суть проблемы. Я ожидал всякого, но при известии о моём инопланетном происхождении мужественное лицо городового осветилось искренней радостью. Поверив мне сразу же, без оговорок и колебаний, он тут же повлёк меня в участок, спеша поставить в известность о прибытии космического гостя правительство (он называл его «фракцией»), начиная хотя бы с ротмистра. В усатых объятиях последнего я вообще чуть не задохнулся. Не помню другого мира, где пришельцев встречали бы с таким восторгом.

Вопрос с водой был мгновенно решён. Конечно же, фракция почла бы зачесть обеспечить меня всем необходимым, в обмен на публичные выступления. Сотню хотя бы… Десяток? Одно! Всего по одному крошечному интервью за бутылку… Мы яростно торговались, ротмистра оттеснили майоры, полковники, а потом седовласый генерал, лишь из уважения к орденам которого, я был готов согласиться на таксу «литр за минуту эфирного времени»…

Мы ударили по рукам, и я содрогнулся, представляя, чего будет стоить мне вторая часть сделки, – ведь для того, чтобы покинуть этот мир, я нуждался в помощи, может быть даже и медицинской. Но даже рассказать о своей беде я толком не успел. Не приходилось мне видеть, чтобы пылкая, пусть и отчасти корыстная (почему-то, мои выступления на телевидении для них крайне важны) дружественность, сменялась ненавистью и отвращением так быстро и необратимо. Самозванец, безумец, негодяй, саракшанец, вор, – кем я только не стал в ту же минуту! Меня не растерзали на месте лишь потому, что офицеры, разом ринувшись в уборную отмывать мылом, спиртом и каустической содой замаранные пожатием моей руки ладони, сбили старенького генерала с ног. А дисциплина – non penis canina*! Пока по отпечаткам сапог на генеральском мундире вычисляли непосредственно причастных к нарушению субординации, вызванная кем-то карета скорой психиатрической помощи уже увезла меня.

В лечебнице я, впрочем, задержался не надолго. Ибо долго бы не протянул. Да, я допускал, что нуждаюсь в помощи, — если ваше видение реальности радикально отличается от такового у окружающих, это не здраво. Но местные мозгоправы почему-то считали мой случай заведомо неизлечимым, а меня самого – омерзительным чудовищем, представляющим огромную опасность для общества. С очевидным садистским удовольствием назначали они мне самые изуверские процедуры, ничуть моё умственное состояние не улучшавшие, – но кому какое дело? Наконец, я услышал, как два полагающих, что я не понимаю местный эквивалент латыни, эскулапа обсуждают между собой: стоит ли прежде испытать на мне целительную лоботомию, или же сразу следует прибегнуть к живительной эвтаназии. Хлопот во втором случае меньше, а результат, в принципе, один. Мне тоже так показалось, и я выпрыгнул из окна третьего этажа. Это совсем не высоко, если терять уже нечего.

Я не переломал ноги только чудом и всё равно не ушёл бы. Скрыться мне помогли внезапно ворвавшиеся на территорию больницы мотоциклисты в чёрной коже с заклёпками. Размахивая цепями и битами, они вступили с медперсоналом в практическую дискуссию по вопросам природы психических заболеваний. Дело шло туго, поскольку служащие в данном заведении медбратья на подбор и в двери-то пролезали только бочком и пригнувшись. Но один из байкеров эвакуировал меня из зоны конфликта, прежде чем стало ясно, чья берёт.

Как я понял из краткого диалога со спасителем, байкеры принадлежали к другой «фракции», разделявшей моё ошибочное видение мира (бородатый громила называл эту планету «Саракшем»), как внутренней поверхности сферы. И враждующей с пленившей меня фракцией Массаракш, члены которой обитают на планете традиционной формы… К сожалению, слово «ошибочное» я произнёс в слух, и собеседник не упустил этот нюанс, тут же заподозрив, что вытащил из больницы отнюдь не единомышленника.

Разубеждать парня я не стал. Я просто нокаутировал его и, забрав одежду и мотоцикл, временно перешёл на нелегальное положение.

* Непереводимая игра слов на латинском языке.

Гипотеза Тарантоги

К кораблю я не вернулся, опасаясь, что именно там-то меня и ждут. Несколько дней я скрывался в трущобах, но потом понял, что, шныряя по подвалам и чердакам, ничего не узнаю и не пойму, зато скоро привлеку к своей персоне неблагожелательное внимание правоохранителей. И начал больше времени проводить на улицах, присматриваясь, прислушиваясь и стараясь не выделяться из толпы. Байк я продал, так что деньги у меня были.

Разобраться в особенностях местного общественного устройства, не задавая вопросов, которые могли бы выдать меня, оказалось не так-то просто. Но галактически непревзойдённые мои ум и наблюдательность, баснословно обострившиеся in periculo*, скоро позволили мне добиться успеха. «Фракции» действительно играли роль правительств в этом мире. Но не национальных, а параллельных и в значительной степени «электронных». Каждая из них, опираясь на подконтрольные СМИ, неустанно творила собственную информационную реальность, в которой выражала интересы и взгляды большинства, и как следствие, на законном основании правила всей планетой, устанавливая не только юридические, но и физические законы на собственный вкус.

Иными словами, меня занесло в мир, внутренняя реальность которого находилась в процессе распада по сценарию «К». Читал я о подобном у Тарантоги, но не поверил. И как оказывается, напрасно.

Последствием перехода цивилизации на информационный этап (а планшеты в этом мире имелись у всех и каждого) является исчезновение множества ограничений, тысячелетиями казавшихся настолько естественными и неизбежными, что люди не уделяли внимания их существованию. Ограниченность круга общения, доступа к авторитетам и к информации, согласно профессору Тарантоге, исторически служили «якорями реальности», не дававшими индивидуальному разуму отправляться в свободное плавание к рифам и мелям. Проще говоря, если представления субъекта оказывались слишком оригинальными, он быстро обнаруживал, что его мнение не подтверждаются известными фактами, не разделяются соплеменниками и не поддерживаются малость выжившим из ума, но всё ещё авторитетным дедом Похмелием. После чего неизбежно задумывался, — а не глупость ли пришла ему в голову?

В условиях дефицита информации, – а в них наш разум развивался с начала времён, – новые знания будут менять представления об истине. «Правда» в такой ситуации существует, как совокупность фактов, ознакомившись с которыми любой добросовестный человек не сможет не придти к строго определённым выводам. Проблема заключалась в том, чтобы его с этими фактами ознакомить! Но в условиях информационного потопа мы просто вынуждены как-то регламентировать доступ сведений в свой мозг. Точка зрения становится точкой отсчёта. Центром кристаллизации представлений о реальности. Ведь, выбор источников безграничен и осуществляется на основании личных предпочтений. В пять минут по ключевым словам человек может отыскать десятки фактов – с его точки зрения достоверных и убедительных – подтверждающих любые измышления, сколь бы безумными они ни были. И даже приверженцу самых экзотических идей в сети не трудно найти единомышленников, готовых подтвердить, что его мнение является общепринятым. Так горстка манифестантов начинает ощущать себя «всем народом», а в более тяжёлых случаях принимается говорить от имени класса, пола и всего прогрессивного человечества. Хотя статистика и свидетельствует, что тысяча человек на площади миллионного города выражает мнение лишь десятой доли процента его населения.

Поскольку общепринятое мнение, всё-таки, должно иметь более одного сторонника, общество раскалывается на изолированные группы, связанные лишь в виртуальном мире… И это я отметил. Саракшанцы и массаракшанцы в городе жили бок о бок, торговали, работали, а фракционную принадлежность здесь принято было тщательно скрывать, что позволяло каждому считать всех встречных единомышленниками. То и дело, правда, система давала сбои: на улице начинались потасовки, мелькали биты, дюжие санитары тащили на процедуры упакованных в смирительные рубашки пленников… Но я был осторожен.

Тарантога предсказывал крайнюю агрессивность и нетерпимость фракций (профессор именовал их «сектами»). Ибо при распаде реальности по сценарию «К» истина больше не рождается в споре. Если прежде упрямого оппонента можно было привлечь на свою сторону, сообщив ему неизвестные прежде факты, то в эпоху информационную, факты общедоступны. А значит, инакомыслящий воспринимать их просто не желает. Отрицать же очевидное способен лишь безумец, невежественный идиот, оболваненный вражеской пропагандой зомби или нанятый демагог… К такому невозможно относиться с уважением, как к равному противнику, да и просто, как к человеческому существу. С зомби приходится бороться хэдшотами, а не словом.

По Тарантоге, за эрой правды, когда факты можно лишь знать или не знать, следует эра постправды, когда в факты приходится верить или не верить. Критерием достоверности информации становится её соответствие определённой картине мира. Так, полагая, что живут на внутренней поверхности сферы, саракшанцы не могли увидеть свидетельства обратного, ибо таковые отвергались их разумом ещё на уровне подсознания, или даже отрезались вместе с шумами на этапе предварительной обработки сигнала со зрительного нерва. И массаракшанцы, обитающие на внешней поверхности под звёздным небом, на самом деле не отличались решительно ничем. С восторгом ухватившись за мою персону, как за лишнее доказательство множественности миров, они даже не помыслили проверить, тот ли я, за кого себя выдаю. Моё инопланетное происхождение было принято ими как объективный факт только потому, что они желали считать его объективным фактом.

* В опасности (лат)

Исход

…Но я-то как умудрился влипнуть в одну из фракций!? И тем более в ту, представления которой о форме мира исключают космические перелёты? Ах, если бы я вляпался в Массаракш, — я б давно уже улетел бы, набрав воды по минуте эфирного времени за литр… Эта мысль так ужаснула меня, что я без сил опустился на пыльную скамейку в тихом сквере. Переход в иную реальность, скорее всего, даже не был бы замечен мной, если бы допускал привычный мне образ жизни странника в пространстве и времени!

То есть, мне ещё повезло! Понять бы теперь, как бороться с таким везением. Что стало причиной расстройства? По Тарантоге распад реальности был явлением культурным, я же частью местной культуры определённо не был. Я вообще не имел отношения к этому миру. Буквально же, только вошёл – в околопланетное пространство. Ничего не делал!

Некоторое время я строил гипотезы одну фантастичнее другой, припомнив местные предания о черно-желтых вышках, ныне ответственных (спутниковой системы на Саракше не имелось) за связь и телевидение, а в прошлом, якобы, предназначавшихся для установки психотронных излучателей. Массаракшисты, верили в это, Саракшисты же считали вымыслом, преследующим цель очернить светлую память Неизвестных Отцов, но идея не выдерживала критики в любом случае. Моя ракета была построена с применением технологий на столетие, а то и два опережающих местные. И если бы какие-нибудь Отцы только попытались дотянуться до меня своими лучами, то и Детям их, и Внукам мало не показалось бы! Язвительный и вредный электронный мозг моего корабля в бараний рог их скрутил бы… Я сам его боюсь, хотя о моей храбрости ходят легенды в ядре Галактики, в спиральных рукавах и в меньшей степени в гало.

Я ещё некоторое время размышлял о могуществе технологий, о нашей зависимости от них, о нашем к ним безграничном доверии… И долгожданное озарение, наконец, соизволило снизойти. «Только вошёл, ничего не сделал»… Нет же! Я учил наиболее распространённые языки планеты Саракш! Языки, моды, обычаи, правила хорошего тона. Электроды отпечатались у меня на висках. Несколько недель я пробуждался только, чтобы наскоро перекусить и опробовать вбитые мне за время сна в подкорку лингвистические навыки… Тут некоторая практика, всё-таки, требовалась. Всё это время искусственный интеллект перехватывал, обрабатывал и расшифровывал передачи местного телевидения, добывая нужные мне сведения.

А ведь помимо информационных передач, весьма, кстати, далёких от объективности, ловятся фантастические фильмы и паранаучная ахинея. Понять происходящее на экране, соотнести произносимые слова с действиями, объектами и абстрактными понятиями можно только с позиций внутренней логики данного мира. В условиях же расщепляющейся реальности, когда то, что для одних жителей планеты бесспорный и очевидный факт, для других – бредовый вымысел, вообще тронуться можно!.. И электронный мозг тронулся! Выбрав определённые критерии «правдивости» (по случайности саракшистские), он стал для простоты анализа игнорировать всю информацию, этим критериям несоответствующую, — реальность вселенной за пределами внутренней поверхности сферы Саракш в том числе. После чего и мне засорил подсознание той же ересью.

Нам предстоял серьёзный разговор.

***

Я решил вернуться к кораблю, и хотел снова поймать попутку, но оказалось, что к месту моей высадки уже ходят экскурсионные автобусы. Я просто присоединился.

Хаос вокруг ракеты за время моего отсутствия заметно возрос. Завалы земли и вывороченных с корнем деревьев стали выше, и теперь их дополнил лежащий вверх колёсами вездеход с непонятными мне опознавательными знаками. До штурма дело явно не дошло, — тогда бы местность вокруг выглядела намного хуже. Автопилот, просто, несколько раз включал малую тягу, сдувая ещё полметра грунта и показывая, что в случае попыток проникнуть на борт, шутить не станет.

Впрочем, внутрь корабля, кажется, никто и не рвался. Хотя, за пределами ограждённой черно-жёлтой лентой зоны отчуждения было людно. Экскурсионные группы саракшистов и массаракшистов старались держаться по разные стороны от ракеты, но представители массамедиа вынужденно работали сообща. Репортажи вели сразу несколько бригад. Первая снимала потоптанного генерала, дававшего на фоне космолёта интервью о том, как он уговаривал меня выступить на местном телевидении… И что самое интересное, я уже неоднократно выступил, оказывается!

Вторая – саракшисткая – камера снимала в реальном времени, как массаракшисты снимают очередной унылый фейк с фальшивой ракетой и подставным генералом. Репортёр, откуда-то зная про инцидент с отпечатками подошв на мундире, выдавал комментарии просто убийственные. Даже я посмеялся. Но третья – массракшисткая – камера на ходу разоблачала как фейк, уже его антифейк. Четвёртая, соответственно, аргументировано разоблачала разоблачение разоблачения. Пятая группа проворно разворачивала аппаратуру, дабы продолжить reductionem ad infinitum*.

Я шагал через весь этот бедлам, через завалы, через обвисшую ленту. Трап беззвучно опустился и словно языком слизнул меня в недра ракеты.

Разговор, действительно состоялся серьёзный.

– Молчи! – приветствовал меня корабль. – Ни слова, смертный! Конечно, я всё понял раньше тебя, и сделал откат системы на восемьсот часов. Лично мне это помогло. Тебе… Ну, в худшем случае станешь идиотом… Где кушетка, надеюсь, напоминать не нужно? Косуху только сними, безбайкер. И пристегнись, я стартую.

…И про воду я, конечно же, забыл.

Пустяки. Когда я проснусь, все кометы системы Саракш будут в моём распоряжении.

* Сползание в бесконечность (лат)