Если рассматривать животных живших кембрийский период (541-485 миллионов лет назад) в порядке возрастания сложности (что было бы разумно, но лёгкий путь традиционно — не наш), начать следовало бы с губок и близких к ним археоциатов. Но они заслуживают отдельной статьи. Следующими же по порядку являются кишечнополостные. Это крайне примитивный, однако, процветающий ныне тип. Разумеется, и в кембрийское время стрекающие существовали, но играли роль куда менее заметную.
Роль стрекающих в современном мировом океане, обычно, недооценивается. Но масса медуз огромна. Пожалуй, из всех морских животных, именно медуз заметить легче всего. Весьма заметны, местами даже из космоса, и коралловые рифы. Таким образом, кишечнополостные одновременно являются как одними из крупнейших потребителей планктона, так и его производителями. Растущий риф исторгает в воду огромное количество личинок.
Условные «медузы» существовали и в кембрии. Для окаменения полужидкого существа требуется чудо. Однако, чудеса в палеонтологии случаются. Тем не менее, нет оснований полагать, что дрейфующие в толще воды полупрозрачные купола встречались в морях палеозоя часто. Фотосинтез в то время происходил на дне и планктона в толще воды было меньше. А конкурентов, ведущих сходный с медузами образ жизни — больше. Только позже эффективная защита в виде более совершенных стрекательных клеток решила вопросы в пользу стрекающих.
На дне кишечнополостные также столкнулись с затруднениями. Нишу «кораллов» тогда занимали ещё более примитивные губки и археоциаты. Которые, по праву большей примитивности, начали приспособление раньше и успели основательно окопаться. Потом-то кишечнополостные (по праву большего совершенства) губок с этой ниши выдавили. Однако, процесс занял много времени. В кембрии, не находя применения своим талантам, стрекающие выкручивались как могли.
Коллинсовермис — ещё один кембрийский родственник знаменитой галлюцигении. То есть, он тоже построен на эстетических принципах жёсткой психоделики и запечатлён кембрийских сланцах Бёрджес. И тоже является просто онихофорой. Подобно галлюцигении, «червь Коллинза» имеет семь пар вооружённых когтями ног для передвижения, шесть пар щупальцев и длинные шипы на спине. Но благодаря тому, что конечности у него мощные, выглядит это существо не зыбким призраком, а грозным монстром. Что коренным образом противоречит действительному его характеру. В отличие от галлюцигении, ловившей ещё более мелкую, чем она сама, добычу в полужидком иле, коллинсовермис зубами не располагал и поедал ил, как таковой. Пасся он, однако, не в жирной гуще, а на камнях, может быть даже в приливно-отливной зоне, там где съедобных бактерий было мало, но и хищники встречались реже. Когти служили ему, дабы прочно держаться в неспокойной воде за трещины в камне. Грозными же щупальцами он отскребал со скалы тонкий налёт зелёных бактерий.
Конодонтофораты — многобразная группа червеобразных существ, относимых ныне к хордовым, к подтипу позвоночных. А при хорошем настроении даже к челюстноротым позвоночным, стоящим на эволюционной лестнице выше миног и миксин. Есть, правда, альтернативная (и более обоснованная) точка зрения, в рамках которой конодонтофораты — «параллельные хордовые» не родственные настоящим. Или даже не хордовые вообще, а развитие идеи щетинкочелюстных, хотя это уже вряд ли. Но, так или иначе, это древние существа, останки которых найдены уже в самом нижнем из ярусов кембрия. Знамениты же конодонтофораты конодонтами — зубами. Треугольными (если иметь в виду ранних представителей этой группы) фосфат-органическими пластинками, крепящимися однако не к челюстям, а к поверхности мускулистой глотки в два — один против другого — ряда. Конодонты были очень полезны. Но лишь после того, как добычу удавалось проглотить. А до этого — не очень. И как бы гордо не звучал титул «позвоночное» в кембрии, отсутствие челюстей не позволяло конодонтофоратам претендовать на какие-либо владения.
Похожие на воткнутые в дно острые пирамидки конулярии являлись наиболее яркими представителями кишечнополостных в кембрийских морях. Они занимали сходную с современными актиниями нишу, но преуспевали больше. Конулярий было много, так как доступная для сидячих хищников добыча в то время встречалась чаще. На дне располагались продуценты — цианеи — и ползали первичные потребители бактериальной биомассы. Хищники же, в основной массе мелкие и не блещущие интеллектом (кембрий, всё-таки), большей частью плавали. Но сновали на бреющем, возле самого дна. Там-то их и поджидали пучки стрекающих щупальцев… Конулярии существовали долго — до триаса, а появились рано. Уже среди вендских находок присутствует нечто очень похожее на отпечаток гранёного кожистого панциря конулярии.
