Снежный человек известен под множеством имён. В том числе, называют его и реликтовым гоминидом. В массе криптозоологов можно выделить и относительно вменяемую фракцию, рассуждающую об эволюционном происхождении вымышленных существ с той же серьёзностью, с которой британские учёные ставят Голлуму диагноз по фотографии. Таким образом, с точки зрения «околонаучной» криптозоологии йети — не человек, а обезьяна.
Да. Прямоходящая. Но с обезьянами это случается. Во всяком случае, с австралопитеками, от которых произошли люди, как-то случилось. А что ещё, кроме прямохождения, общего у снежного человека с обычным? Ничего.
Есть у йети и подходящий, вроде бы, предок — парантроп. Три миллиона лет назад австралопитеки разделились. Одни начали стаями охотиться в саванне, использовать камни и постепенно превращаться в людей, другие же стали косплеить горилл: мирно жили в редколесьях семьями, обходились растительной пищей и потихоньку росли, чтобы снизить давление хищников. А поскольку образ жизни парантропов не предъявлял высоких требований к выносливости, в отличие от австралопитеков грацильных, они-то шерсть не утратили.
Учитывая, что парантроп вымер миллион лет назад, а миф о снежном человеке возник лишь в середине прошлого века, какую-либо связь между этими двумя существами заподозрить трудно. Но — допустим. Могли ли в реальности парантропы под натиском ранних людей, всё-таки, устоять, отступив в горы и северные леса и приспособившись к суровым условиям?
Как известно, диких обезьян много в Бразилии. То есть, вблизи экватора. Но уже в тропиках — намного меньше. А уж в субтропики краями проникают ареалы отдельных видов. Причиной привязанности приматов к жарким регионам является диета, основу которой составляют плоды. Сферическая в вакууме обезьяна может переваривать зелёные части некоторых растений (человек тоже может), а также употребляет животную пищу. Главным образом в форме насекомых. Но всё это — второстепенно. Основное — это плоды, а где за пределами экваториальных лесов их можно найти в достатке, причём, круглый год?
Для расселения в регионы более суровые требуется изменить структуру питания, научившись переваривать грубую растительную клетчатку, либо перейдя на диету преимущественно мясную. Гориллы и парантропы выбрали первый путь, хотя и из совсем других соображений. Просто потому, что бананы под ногами не валяются, а будучи большим, лазать по деревьям неудобно. Но успех оказался весьма ограничен. Пищеварительная система вписанная в объёмистое брюхо гориллы — лишь жалкая пародия на то, чем обзавелись копытные. Прошлогодняя, выкопанная из под снега трава остаётся ресурсом недоступным даже для усердно упражнявшейся в веганстве обезьяной. Ей нужны сочные молодые побеги… И очень много по отношению к весу. А где, кроме влажных и жарких лесов, сочную зелень можно найти круглый год? Годное травоядное сделать на базе примата просто не получится. Тут всё далеко не так тривиально.
Всё непросто и с хищничеством. Ибо, на самом деле, грацильные австралопитеки были хищниками очень плохими. Неприспособленными. На их стоянках найдены кости антилоп, жирафов, носорогов … Вроде бы — крупная добыча, успех и почёт, но в реальности-то всё несколько иначе. Хищник тем удачнее, чем меньше основная добыча по отношению к его собственному размеру. Волк, например, безумно хорош. Он питается преимущественно полёвками. И может выжить везде — от тундры до полупустыни или влажных джунглей. Мелкие грызуны повсюду не редкость. Австралопитеки же могли выжить лишь на ограниченных участках африканской саванны и, по сравнению с волками, их было очень мало.
Человек был плохим хищником очень долго — до мезолита, когда изобретение метательного оружия позволило переключиться с медведей и мамонтов на зайцев и птиц. И это был прорыв! Ведь птиц проще найти, чем слонов.
Хорошим, как волк, хищником человек стать не мог из-за слабостей, унаследованных от обезьяны. Для поиска и захвата мелкой добычи требуются молниеносное проворство на коротких дистанциях, а главное, тончайшие обоняние и слух. Обезьяны же развивали зрение, в отношении которого люди превосходит всех прочих животных, кроме, может быть, некоторых орлов. Только, зрение для охоты на грызунов бесполезно. В траве, в снегу и в лесной подстилке их просто не видно. Да и активны они, чаще, ночью.
Предлюди и люди выходили из положения, благодаря использованию орудий и коллективной охоте. А как справлялся бы снежный человек, пусть сильный, но недостаточно быстрый для ловли копытных, прямоходящий, а значит, не способный использовать для поиска добычи обоняние, покрытый шерстью, означающей, что преследование на измор — тоже не его путь? Главное же, одиночный и не применяющий орудия…
Никак, вероятно. Чем, собственно, и объясняется его отсутствие в природе.
Новые публикации также можно увидеть на Дзен-канале
