Самой очевидной и шокирующей особенностью суши в пермский период, разумеется, является засилье звероящеров. Жившие задолго до динозавров покрытые шерстью зубастики вызывают вполне понятный когнитивный диссонанс. Слишком уж они похожи на млекопитающих.
На самом деле, не слишком. Терапсиды имели ряд черт унаследованных млекопитающими. И целый ряд других, не унаследованных. Например, лапы, расположенные, как у крокодила, по бокам тела, или сложную челюсть, большей части костей которых ещё только предстояло после радикального упрощения конструкции стать лишними превратиться в детали уха. А пока этого не произошло, терапсиды ушей не имели. Совсем. И кое-как воспринимали вибрации среды именно нижней челюстью. Впрочем, даже если челюсть не подводила, звероящеры редко могли сделать правильные выводы на основании услышанного. Поскольку в голову они пока только ели. Даже современный ежик с единственной извилиной поперек мозга по сравнению с ними был титаном мысли.
Терапсиды, отстоящие лишь на один эволюционный шаг от эталонных парарептилий пеликозавров и, соответственно, только два шага от земноводных, всё-таки, далеко не звери. Как, впрочем, и не рептилии. Они сами по себе.
Парейазавр — одна из наиболее харизматичных рептилий пермской эпохи. Весил он семь центнеров и в экосистеме выполнял весьма почётную и даже завидную роль крупного, но массового травоядного, аналогичного бизону или буйволу. Не всем же быть хищниками? Хищников много и не надо. На самом деле, ниша травоядных намного богаче и вместительнее. И там-то экономичные и непритязательные анапсиды — рептилии, долго, но ошибочно, принимавшиеся за предков черепах, — смогли основательно развернуться, оттеснив терапсид на второй или даже третий план. Звероящеры, конечно, мстили. Но семьсот кило живого веса, прикрытого полужёстким панцирем из бугристых костяных пластин, большинству из них были не по зубам.
Сохранившиеся до наших дней благодаря изоляции Австралии яйцекладущие млекопитающие, отличаются от прочих зверей не только обычаем откладывать яйца. Но также и способностью к электрорецепции. Мышцы живых существ сокращаются благодаря вырабатываемым нервной системой электрическим разрядам. И утконосы способны такие разряды регистрировать, обнаруживая копошащихся в иле червяков. Возникли столь изощрённые сенсоры у предков млекопитающих в поздней перми. Мелкая терапсида перплексизавр лучше приспособленная к плаванью, чем к ходьбе, и добывающая пищу под водой, где обоняние и зрение малополезны, уже обладала шестым «электрическим» чувством. Которое, впрочем, теперь не встречается даже у сумчатых. Ибо идея-то скорее оригинальная, чем эффективная. Радиус обнаружения добычи слишком мал. По мере совершенствования более традиционных чувств млекопитающие отказались от электрорецепции.
Платигистрикс интересен в первую очередь тем, что будучи очень похожим на знаменитого своим парусом пеликозавра, не является его предком и, вообще, родственником. Метровая амфибия, обитавшая в перми столь ранней, что местами это был ещё, скорее, карбон, обзавелась данным украшением самостоятельно и наследников не имела. Физических, но не идейных. Платигистрикс, просто, был первым. Механизм терморегуляции с помощью расположенного на спине гребня после него будет изобретаться далеко не один раз.
Платисомы — пермские лучепёрые рыбы. То есть, рыбы уже современной конструкции: с тонкими и гибкими костями, образующими систему пружин. Ничего лучше для жизни в воде придумать нельзя и за 300 миллионов лет придумано не было. Хотя для выхода на сушу такой скелет уже не годится. Лучепёрых рыб это, впрочем, не беспокоило, так как суша-то к моменту их появления всё равно уже была занята. В перми они постепенно заполняли нижние ярусы пищевой пирамиды в море, добивая реликты минувших эпох: разномастных безчелюстных хордовых, трилобитов, мелких акул. На верхние же они так и не пробились до сих пор. Ажурный «рыбий» скелет не слишком хорош для существа крупного и мощного.
В предыдущих статьях о биосфере пермского периода неоднократно подчёркивалось, что животные этой эпохи были сравнительно невелики. Однако, именно в перми жила самая крупная из когда-либо существовавших амфибий — 9-метровый прионозух, масса которого, вероятно, достигала 3 тонн. Это был суперхищник пресных вод, — предтеча гигантских крокодилов. Однако, не их аналог. Слишком слабые ноги позволяли прионозуху перемещаться по суше только ползком. По-этому, он не покидал воду и по образу жизни, скорее, являлся огромной рыбой. При переходе от личиночной стадии ко взрослой наружные жабры у него сменялись не лёгкими, а внутренними жабрами. Питался, судя по устройству челюстей, этот монстр очень крупной рыбой и другими земноводными, включая молодь собственного вида.
Платисомы, судя по картинке, все же лучеперая рыба. Поправьте это место:
«Кистепёрых рыб это, впрочем, не беспокоило, так как суша-то к моменту их появления всё равно уже была занята»
Спасибо