…Итак, допустим, что 65 миллионов лет назад Чиксулубский астероид пролетел мимо, и зауроподы — четвероногие травоядные динозавры… не исчезли бы сразу и полностью. Именно, полностью. Поскольку завораживающий и хорошо знакомый, благодаря бесчисленным иллюстрациям, мир мелового периода начал стремительно распадаться ещё примерно 70 миллионов лет назад, когда распространение покрытосемянных растений изменило лицо планеты. В лучшую, кстати, сторону. Травянистые цветковые умели образовывать дёрн и удерживать почву от вымывания и выветривания. Граничащие до этого с лесами полупустыни превратились в пышные саванны и степи, а перегруженные смытой дождями органикой реки очистились. Площадь заболоченных территорий резко сократилась.
Изменения произошли к лучшему, но динозавры к ним не привыкли и переучиваться не спешили. Из-за изменения условий охоты, — мелкую добычу трудно было увидеть в траве, — средние двуногие хищники, обычно называемые «рапторами» потерпели огромный урон. Тем не менее, некоторые растительноядные группы начали приспосабливаться к новому миру. На питание травой перешли, например, цератопсы.
То есть, зауроподы, всё-таки, имели шанс. И даже хороший, так как млекопитающие ещё не могли воспользоваться их замешательством, захватив внезапно открывшиеся богатейшие «травяные» нивы. Недостатки унаследованного от терапсид скелета не позволяли зверям вырастать до размеров, позволяющих претендовать на ниши крупных и средних травоядных.
Зауроподы могли бы приспособиться и ещё 20 или 30 миллионов лет — до похолодания в конце палеогена — удерживать за собой сушу. Потом им всё равно пришлось бы отступить к экватору, способность поддерживать постоянную температуру на уровне 22-25 градусов недостаточна для того, чтобы переносить суровые зимы в умеренных широтах. Эволюция млекопитающих была бы лишь задержана, и к настоящему моменту звери успели бы создать только неуклюжую и громоздкую «слоновую фауну» соответствующую началу неогена.
…Но в тропических областях «неоцератопсы», скорее всего изменившиеся за 65 миллионов лет в направлении грациальности, имели бы преимущество над млекопитающими именно за счёт сравнительной экономичности. Саванны населяли бы величественные гиганты массой 10 или более тонн. Ярусом ниже, на нише условных слонов, расположились бы черепахоподобные (но теплокровные) броненосные ящеры, — концепция опровергающего претензии хищников панцирем и шипастой булавой на хвосте «травожуйного танка» не так плоха и в палеогене имела популярность даже у млекопитающих. Те и другие держались бы крупными стадами, взяв за обычай охранять или даже насиживать кладки яиц, а затем оберегать от опасностей молодь. Цератопсы питались травой от рождения, а значит, ничто не мешало детёнышам оставаться под опекой старших.
Таким образом, динозавры удержали бы ниши крупных, — но не средних, от которых и в палеогене требовалось лучшее, чем это возможно даже для прогрессивных рептилий, сочетание силы и проворства, — тропических травоядных. Но самым эффектным из динозавров — колоссальным зауроподам — вписаться в новую биосферу оказалось бы сложно. Хотя бы потому, что они прикрывать своё потомство не могли.Впрочем, предсказать судьбу зауроподов сложнее всего, так как их образ жизни остаётся загадкой. Возможно, измельчавшие до максимум 20 тонн веса и 20 метров длины потомки диплодоков выжили бы в саванне, питаясь травой, как и цератопсы. Длинная шея позволяет объедать большую площадь, оставаясь на месте и экономя силы.
Ещё какие-то растительноядные ящеры непременно поборолись бы за нишу бегемотов и, пожалуй, успешно. Однако, скорее, это оказались бы не неозауроподы, а перешедшие к амфибийному образу жизни неоанкилозавры (не потомки анкилозавров, а некие другие рептилии, приспосабливающиеся сходными методами). По сравнению с гигантизмом, даже броня — более изящное и экономичное решение проблемы пассивной защиты.
