Мысль устремиться в небо, ввысь, и оттуда с господствующих позиций смотреть на оставшихся внизу завистников, с глубокой древности привлекала человека. Но не только человека. Ящеры тоже задумались над чем-то подобным. Поэтому увидев деревья, ранние, примитивные ещё четвероногие, — не рептилии ещё даже, а «что-то вроде», — сразу полезли на них. И нашли там насекомых и пауков, которые успели раньше. Это оказалось очень кстати. Так что, верхолазы предпочли остаться там, куда забрались, начав осваивать среду, переходную между землёй и воздухом — ветви.
Жизнь в кронах деревьев имеет свою специфику. Это относительно безопасная зона даже в наши дни, так как крупных хищников ветви не выдержат. В прошлом же верхний ярус леса с точки зрения позвоночных был почти полностью демилитаризованным. Причём, в очень широком прошлом. Ведь деревья появились в девоне — примерно 380 миллионов лет назад. Хищные же птицы, змеи, приматы, приспособленные к лазанью кусачие млекопитающие из числа виверровых, кошачьих и куньих — только в кайнозое — примерно 60 миллионов лет назад.
Таким образом, 320 миллионов лет в верхнем ярусе леса обитали насекомые и те, кто ими питался. Древесные позвоночные были мелкими, с белку размером, максимум. Но многочисленными. И по отношению друг к другу, обычно, придерживались политики вооружённого нейтралитета, покушаясь лишь на кладки и молодь. «Перерасти» противника, получив над ним физическое преимущество, означало создать себе очень неприятные проблемы с передвижением. Ведь лазали и вообще двигались обитатели палеозойских и мезозойских крон ещё не слишком-то проворно и ловко. Вооружением же для схватки с равным по весу противником рептилии тогда не располагали. Даже такая задача, как разделение добычи на несколько удобных для заглатывания частей чаще всего — особенно это касалось (и сейчас касается) мелких диапсид — была им не по силам.
Естественным следствием «древесного перемирия» оказывалось древесное же перенаселение. В условиях которого важную роль начинала играть мобильность. В поисках пищи позвоночным приходилось перебираться с ветки на ветку. А это сделать не так-то легко. Даже близкая ветвь засиженная вкусными тараканами могла быть доступной только дальним обходным манёвром через ствол (и для его выполнения ещё требовалось понимать древесную географию, а мезозойские рептилии умом не блистали), или даже принадлежать другому дереву. В таком случае, добираться до неё нужно было по земле. Внизу же никакого «перемирия» не было, и хищники просто кишели.
Оптимальный вариант — прыгнуть. Но для расчёта прыжка требуется очень хорошо развитые зрение и нервная система. Жившие же в ветвях условные ящерицы («условные», ибо, как правило, современным ящерицам они роднёй не были) ни тем, ни другим, не располагали. С высокой вероятностью прыжок означал промах и падение, само по себе для небольшого существа практически безопасное, но предающее его в зубы толпящихся внизу врагов. Единственная надежда в такой ситуации — зацепиться за другую ветку. Но для этого падение должно быть медленным и управляемым, так как реакция… ну, об этом уже упоминалось. Не обезьянья она была.
Управление в полёте осуществлялось традиционным органом равновесия рептилий — хвостом. Тут всё просто. Но для замедления падения требовался парашют. Растопыренные в стороны лапы необходимого эффекта не давали. Преимущества получали обладатели уплощённого тела, затем, натянутой между передними и задними ногами перепонки, затем…
…Вейгельтизавриды стали первыми специализированными летунами из числа позвоночных. Не специализированные, пользующиеся вышеописанной техникой, были и до них. Но в конце пермского периода — около 260 миллионов лет назад — диапсиды обзавелись настоящим крылом. Планирующий полёт был для вейгельтизавров обычным и даже предпочтительным способом передвижения. Ведь крыло, натянутое на кожные окостенения — дополнительные, не входящие в стандартную конструкцию скелета позвоночных прямые и тонкие кости — не складывалось и лазанью мешало. Зато, от дерева к дереву, в поисках лучшей доли вейгельтизавры перемещались легко. Хотя и едва ли осмысленно. Опустившись на ветку, крылатая ящерка обыскивала её, а ничего не найдя, либо всё доев, высматривала новую в пределах досягаемости прыжка.
Вейгельтизавры перешли в триас, пережив вымирание, но в начале периода всё-таки исчезли, уступив конструкциям более прогрессивным. Средне триасовый (230 миллионов лет назад) «планер» шаровиптерикс принадлежал уже к ветви архозавроморфов, давшей миру птиц, крокодилов и динозавров, и напоминал тероподу в миниатюре. Перепонка растягивалась между сильными задними ногами. Для управления полётом использовались хвост и короткие передние ноги. Стоит отметить, что идея оказалась очень уж смелой. Разные ноги неудобны для лазанья. В результате, никто более так, как шаровиптерикс не летал, да и сам он процветающей формой не был. Найден только один скелет.
К концу триаса восторжествовали решения более традиционные. Кюнезавры напоминали вейгельтизавров, но крылом обладали, видимо, уже складным. И это были достаточно крупные животные — до 70-75 сантиметров в длину.
В дальнейшем появление способных к машущему полёту позвоночных — птерозавров, и не только их, — подорвало позиции живых планеров в небе. Но складное крыло потенциально осталось «бюджетным» решением проблем живущей в ветвях ящерицы. Появление же древесных хищников вынудило рептилий к этому решению вернуться. Современные малайские летучие драконы используют способность к планированию чаще всего для бегства.
Другие статьи на данную тему
