Поиск жизни на Марсе или Венере — хороший спорт. Но надо ли ходить так далеко? Может быть, чужие — ближе. Прямо на Земле. Ведь, учитывая, что условия Марса приемлемы для некоторых земных организмов, разница местной и земной фауной заключается лишь в происхождении. Жизнь на Марсе (если она там наличествует или была в прошлом) и жизнь на Земле возникли независимо. Только и всего. А могло ли быть так, что на самой Земле жизнь зарождалась неоднократно?
Совершенно точно, что именно так и было. Если считать зарождением жизни самосборку способной к размножению молекулы, то количество подобных событий в истории Земли вообще не поддаётся учёту. На протяжении 100 миллионов лет в конце катархея «живые молекулы» производились в первичных морях планеты тоннами. Жизнь зарождалась на всей (небольшой и разобщённой тогда) акватории упорно и долго. И новенькие, независимо самовозникшие молекулы соседствовали с миллионными по счёту поколениями потомков молекул, появившихся раньше.
Но подсчитывать то, что нельзя сосчитать, не интересно. Если же признать появлением жизни возникновение организма, то есть, той же молекулы, но уже с обвесами, ею же и произведёнными (изначально, использовались мембрана и цитоплазма естественного происхождения), то и данное событие происходило неоднократно. Возможно, десятки раз в разное время и в разных частях больше в то время похожего на кратерные озёра «мирового океана».
Размножаясь, микроорганизмы расчищали постепенно сливающиеся в небольшие океаны моря планеты от первичного бульона и скопившихся в нем протобионтов. И друг от друга. В порядке конкурентной борьбы за ресурсы. Однако, разнообразие независимо возникших форм жизни и преджизни должно было сохраняться на Земле до середины или даже до конца архейского эона. То есть, до приобретения бактериями способности к образованию спор, а значит выживанию вне жидкой среды и расселению по воздуху. Лишь с этого момента жизнь на планете более или менее унифицировалась. Сохранились лишь наиболее (по меркам архея) совершенные организмы. И под это определение, кроме бактерий, подпал, как минимум, ещё один домен живого мира — археи. Скорее всего, хотя и не обязательно, они состояли с бактериями в отдалённом родстве, являясь потомками той же самой, наиболее удачной и удачливой, катархейскеой «живой молекулы». А может быть, и не состояли.
Далее история с независимым происхождением, но уже не самой жизни, а разнообразных живых организмов, повторялась неоднократно. Например, преодоление границы между одноклеточными и многоклеточными происходило на Земле, минимум, трижды. Первый раз в мезопротерозое, когда возникли многоклеточные водоросли. Хотя до ещё до этого имел место сильно озадачивший палеонтологов «нулевой» раз — 2.1 миллиарда лет назад на Земле появились, чтобы вскоре после этого исчезнуть, габонионты. Имея признаки многоклеточных существ, эти животные не являлись даже эукариотами, так как клетка с ядром в этот период ещё не появилась. Одним из решений данной проблемы (наличие ядра является условием образования многоклеточного организма) может, кстати, быть именно принадлежность габонионтов к вымершему домену, ранее эукариот достигшему соответствующего уровня развития.
В любом случае, второй раз многоклеточные возникли в тонии (1 миллиард лет назад). И третий, —после того, как биосфера была практически уничтожена оледенением в криогении, —в эдиакарии (620 миллионов лет назад). Современные животные являются потомками уже вендских многоклеточных. Но не все. Гребневики составляют исключение. И, вероятно, в прошлом таких исключений могло быть больше. Многие животные кембрийского периода, насколько можно понять, не имели родственников среди представителей современной, выводимой разными путями из губок, биосферы.
…Таким образом, проблема даже не в независимом происхождении живых существ, а в изоляции, создающей условия для независимого развития. На разных планетах таковая есть. В пределах одной планеты потомки разных предков встретятся, эволюционные ветви будут бороться друг с другом, и выживет сильнейший. Ну, или совсем уж несъедобный, как гребневик. Но и то, —где-то вблизи днища, в самом презренном положении.
Если карта ложится так, что сложившиеся на планете условия благоприятствуют, например, выходу позвоночных на сушу, приобретение подходящими рыбами признаков амфибий начнётся везде. Во всех реках экваториальной зоны. И, поскольку, речные системы относительно изолированы, как минимум, в нескольких местах этот процесс успеет привести к появлению амфибий. Произошедших независимо, от разных, скорее всего, видов кистепёрых. «Успеет» —до момента, когда изоляция тем или иным путём окажется нарушенной, и местные недоамфибии, или уже готовые амфибии встретятся с другими решениями той же задачи. В итоге, — наверняка пройдут десятки миллионов лет, прежде чем вопрос утрясётся окончательно, — остаться должен только один.
Все современные амфибии (а значит, и рептилии, и птицы, и млекопитающие) происходят от одного предка. В следствие чего может сложиться — ложное — впечатление, что происхождением все сухопутные позвоночные обязаны некой одной рыбе, попёршей на берег в неком конкретном месте в конкретный момент. На самом же деле — миллиардам рыб разных видов, живших по всей планете на протяжении 10 миллионов лет минимум. Та «одна» — просто оказалась лучшей. И найти именно её среди легионов прочих, тоже наперегонки отращивавших ноги, практически не реально. Это одна из причин, по которой палеонтологам почти никогда не удаётся найти «прямого предка». Попадается лишь что-то близкое к нему по облику, но, скорее всего, вообще не родственное более поздним видам.
Другие статьи на данную тему
